Повернувшись спиной к порогу и готовый стрелять в любого, кто появится в коридоре, я, пятясь, вошел в комнату. Краем глаза справа от себя я видел платяной шкаф.
Если бы его дверцы вдруг начали открываться, мне бы даже не понадобился лазерный прицел, чтобы наделать в них дырок диаметром в девять миллиметров каждая. Я ткнулся задом в край постели и повернул голову в ее сторону не до конца, но достаточно для того, чтобы рассмотреть куклу. В каждой из повернутых кверху ладошек она держала по одному глазу. Не стеклянные пуговичные глаза из набора кукольника.
Двери шкафа оставались неподвижными на своих петлях. Если в доме чтото и двигалось, то это было время. А потом человек с бритой головой и жемчужной серьгой в ухе. Он наверняка предпочитал действовать быстро, зло и жестоко. Мне скорее казалось, что я очутился в детской психиатрической клинике, пациенты которой перебили врачей и санитаров, а теперь, наслаждаясь свободой, играют в свои безумные игры. Мне казалось, я слышу их тихий смех за порогом комнаты зловещее серебристое хихиканье, которое они пытаются приглушить, прижимая ко рту маленькие холодные ладошки. Я не смог заставить себя открыть дверцы платяного шкафа.
Стоило мне двинуться по направлению к двери, как погас свет. Видимо, ктото выключил рубильник на распределительном щитке.
Наступившая темнота была такой непроницаемой, что даже я не мог разглядеть ничего вокруг. Окна были плотно зашторены, и молочный свет луны не проникал в комнату. Воцарившаяся тьма была чернее самых черных чернил. Шаря руками в пространстве перед собой, я продолжал слепо двигаться к двери, но затем шагнул в сторону. У меня возникло необъяснимое чувство, что в коридоре ктото притаился и на пороге меня настигнет удар ножа. Прижавшись спиной к стене спальни, я замер и стал прислушиваться. Я задержал дыхание, но был бессилен сделать чтолибо с сердцем, которое стучало словно лошадиные копыта по брусчатке целый кавалерийский эскадрон. Мне чудилось, что меня намеревается предать мое собственное тело. Однако, несмотря на этот бешеный галоп, я услышал, как скрипнули петли.
Дверцы платяного шкафа медленно открывались. Это была и молитва, и проклятие одновременно. Потом, подумав, переместил дуло на десять сантиметров левее и тут же вернул в прежнее положение. В абсолютной темноте я был полностью дезориентирован. Я не сомневался, что сумею попасть в шкаф, но не был уверен, что попадание придется точно по центру. Стрелять надо было наверняка, поскольку первая вспышка от выстрела сразу же выдаст мое местоположение. Не мог я также и устроить канонаду, паля вслепую по сторонам. Каскад пуль наверняка разорвал бы ублюдка на части, но лишь при том условии, что все они попадут в цель. Однако в такой темноте я мог только ранить его или, еще вероятнее, просто бы промахнулся. А что будет, когда обойма опустеет? Я выскользнул в коридор, в любую секунду ожидая нападения, но его не последовало.